Книга В Мраморном дворце - Великий Князь Гавриил Романов

Вот что пишет обо всем этом великий князь Андрей Владимирович в своем дневнике, опубликованном в “Красном Архиве” (том 26, 1928 г.):

“19 декабря, понедельник. Кирилл, Гавриил и я – мы заехали к Дмитрию заявить ему, что, не вникая вовсе в вопрос, виновен ли он или нет в убийстве Распутина, мы все стоим за него и он может вполне на нас рассчитывать. Что бы ни случилось, – мы будем за него. Дмитрий был очень растроган и благодарен за моральную поддержку, причем торжественно поклялся, что в эту знаменитую ночь он Распутина не видал и рук своих в его крови не марал… Феликс Юсупов рассказал про свое знакомство с Распутиным, которое носило характер интереса с точки зрения изучения его психологии, но после одной беседы, которая происходила недавно, он так непочтительно и грязно отозвался о Ники и Аликс (государь и государыня), что он перестал у него бывать. Переходя к знаменитой ночи, Феликс говорил, что Дмитрий пожелал поужинать у него, в его новой квартире, и было решено ужин назначить на 16 декабря, то есть накануне отъезда Феликса в Крым. Кто был на ужине, ни Феликс, ни Дмитрий не говорили и называли одного Пуришкевича. Во время разгара ужина Феликс был позван к телефону, его вызвал Распутин и уговаривал ехать к цыганам. Феликс ответил, что у него гости и ехать не может. Распутин настаивал, чтобы он бросил гостей и что у цыган будет веселее. Феликс слышал в аппарат шум голосов и веселье и спросил Распутина, откуда он говорит. Он ответил: “Ты слишком много знать хочешь”, – и прекратил разговор. Ужин шел своим чередом. После ухода Дмитрия с двумя дамами Феликс слышал выстрел во дворе и послал лакея узнать, в чем дело, но тот сообщил, что ничего нет и что ему, вероятно, послышался выстрел.

Тогда Феликс вышел во двор и застал городового, который прибежал на выстрел и нашел убитую собаку. Феликс позвонил Дмитрию узнать, он ли убил собаку, и, получив утвердительный ответ, пошел провожать гостей, которые около 5 часов утра уже все разъехались. Затем Феликс вернулся во дворец Сандро (тесть Юсупова – великий князь Александр Михайлович), где он жил. На следующее утро у него был полицмейстер по поводу ночного выстрела, и, не желая раздувать такой пустяк, в котором замешан Дмитрий, Феликс поехал к градоначальнику, а затем к министру юстиции Макарову. Вечером он поехал на вокзал, чтобы ехать в Крым, но на вокзале полицмейстер просил его вернуться домой с обязательством о невыезде из столицы.

После этого Дмитрий рассказал нам, как было с его арестом. 18 декабря утром к нему звонит генерал Максимович и говорит следующее: “Ваше императорское высочество, для вас будет большим ударом то, что я должен вам сообщить: прошу вас не выезжать из дому и ждать меня”.

Затем он прибыл и передал Дмитрию, что получил от Аликс приказание арестовать его домашним арестом, хотя, сознался Максимович, без высочайшего приказа он не имеет права это делать, но, принимая во внимание его личную безопасность, он просит его сидеть дома. Таким образом, фактически Дмитрий был арестован по приказанию Аликс. Затем он уехал.

21 декабря, среда. В 5 часов у меня собрались: мама, дядя Павел, Кирилл, Борис, а позже и Сандро (вел. кн. Александр Михайлович). Собрались по инициативе дяди Павла, который хотел нам сообщить следующее: 19 декабря он был у Ники в 11 часов вечера. На просьбу дяди Павла освободить Дмитрия Ники сказал, что не может сейчас дать ему ответ, но пришлет завтра утром. И действительно, дядя Павел получил от Ники письмо примерно следующего содержания, которое дядя Павел нам прочел: “Отменить домашний арест Дмитрия не могу до окончания следствия. Молю Бога, чтобы Дмитрий вышел из этой истории, куда его завлекла его горячность, чист”.

Затем дядя Павел передал про свое свидание с Дмитрием и как он на образе и портрете матери поклялся, что в крови этого человека рук не марал. Цель совещания заключалась в том, посылать ли Ники или нет заготовленный ответ, и прочел письмо, которое мы все одобрили.

С приходом Сандро мы обсуждали, что же будем делать дальше, ежели Ники все же не освободит Дмитрия, и потечет следствие до конца. Тогда решили, что дядя Павел снова поедет к Ники и покажет всю опасность создавшегося положения…”

Я ездил к новому министру юстиции Добровольскому просить его смягчить участь Дмитрия. Я надеялся, что он исполнит мою просьбу, так как мы были с ним знакомы – он бывал у А.Р. Добровольский принял меня на своей частной квартире. Он не откликнулся на мою просьбу, и я понял, что помогать Дмитрию он не желает. Говорили, что он принадлежал к распутинской клике и что, благодаря этому, он был назначен министром юстиции. Ясно в таком случае, почему он не пожелал помочь Дмитрию.

Андрей Владимирович пишет далее в своем дневнике:

“22 декабря, четверг. Сандро был в Царском Селе, но ровно ничего не добился: ни освобождения Феликса, ни Дмитрия, хотя высказал все, что мы решили вчера.

23 декабря, пятница. Я лежал в постели весь день и чувствовал себя очень плохо. Около 10 часов вечера, когда я уже засыпал, ко мне по телефону звонил Гавриил и сообщил, что в 2 часа ночи Дмитрия высылают в Персию, в отряд генерала Баратова. Он едет в экстренном поезде в сопровождении генерала Лайминга и флигель-адъютанта графа Кутайсова, который получил личную инструкцию от государя везти Дмитрия и не давать ему возможности сообщаться с внешним миром ни телеграфно, ни письменно. Я немедленно позвонил Кириллу и хотел ехать к нему, но он сказал, что мама, Даки (великая княгиня Виктория Федоровна, жена Кирилла Владимировича) и он сам приедут ко мне сейчас. Я просил тоже Гавриила приехать и сам стал быстро одеваться. Скоро все приехали, вероятно, это было около 11 часов с минутами, и надо было решить, что предпринять. Решили предоставить событиям идти своей дорогой. Но все же мы хотели иметь мнение председателя Государственной Думы М.В. Родзянко, но он отказался приехать из-за позднего часа (было уже 12 ч.), боясь вызвать излишние толки. Затем приехал ко мне Сандро. Он тоже находил, что в данную минуту ничего нельзя сделать. Феликс тоже сослан под охраной в Курскую губернию, в свое имение.

После этого мы решили ехать немедленно к Дмитрию проститься с ним, что и выполнили, оставив мама и Даки у меня. Дмитрия застали спокойным, но бледным, как полотно…

В 11/2 Кирилл, Гавриил и я поехали проститься с Дмитрием, потом все вернулись ко мне пить чай”.

У Дмитрия мы застали великого князя Александра Михайловича. Все были очень взволнованы и огорчены отъездом Дмитрия. Мы не стали ждать его отъезда, а уехали раньше, трогательно с ним простившись. Великие князья Николай и Александр Михайловичи провожали его на вокзал.

Когда мы уходили, в передней стоял адъютант Дмитрия, Шагубатов, и плакал. Проходя мимо него, Кирилл ему сказал: “Du courage!” [Мужайтесь!] В этот день я послал Дмитрию запонки, которые он должен был получить на елку.

Борис Владимирович был у себя в Царском Селе и потому не был на совещании у Андрея Владимировича и не ездил с нами проститься с Дмитрием.

Совещание происходило у Андрея Владимировича потому, что он был нездоров и не выезжал из дому. Когда мы ездили ночью прощаться с Дмитрием, он был в компрессе и, следовательно, рисковал своим здоровьем. Вскоре он уехал лечиться в Кисловодск, и в Петроград больше не вернулся, так как началась революция.